...Сегодня говорить об Александре Вампилове, его личности, масштабах его дарования найдется немало охотников, в числе которых окажутся и люди, способные оценить его по достоинству, не превознося сверх всякой меры, но и ничуть не умаляя его. В те годы, когда не было классика Вампилова, а был живой Саня, наш товарищ, со всеми его достоинствами и слабостями, — тогда и мы относились к нему без хрестоматийного пиетета, пришедшего потом, — как к другу, приятелю, коллеге, с которым связывала общая молодость, общие знакомые, общие интересы. То, что он был талантливым человеком, — бесспорно. Это мы видели и признавали все. Но он, повторяю, был не бронзовым монументом, а живым человеком, — таким и помнится.

Я сегодня — о нескольких эпизодах. Лишь нескольких — из нашей тогдашней бурной молодой жизни...

ГИТАРА С ЛЕГКОЙ РУКИ

Я жил на углу улиц 1-й Советской и Партизанской. Помню, пошел как-то на барахолку, ту, что была тогда по пути в аэропорт, влево и вниз от типографии. Недалеко от танка встречаю Саню.

— Ты далеко? — спрашивает он.

— Да вот, — говорю, — иду на барахолку. Гитару надо купить. Там, ребята говорили, можно найти недорогую и приличную.

— Гитару купить — дело не простое! — откликнулся Саня. — Ее уметь выбирать надо. С чувством и с толком. Хочешь, вместе пойдем? Я помогу.

— Еще бы! Пошли!

По дороге Саня рассуждал, какие должны быть струны и какой корпус, чтобы звук шел чистый и хорошо резонировал.

Побродив по рядам, мы наткнулись на парня, солдата, который держал в чехле гитару. Продавал. Но попросил он за нее раза в четыре больше, чем было у меня наличности.

Саня со знанием дела расчехлил инструмент, повертел в руках, осмотрел со всех сторон, тронул струны. Подстроил. Гитара зазвучала красиво, и Саня посоветовал инструмент купить.

— Бери, жалеть не будешь.

Узнав, что у меня не хватает на гитару, Саня без лишних разговоров вытащил из кармана тридцатку, и мы расплатились с парнем.

И я, действительно, был доволен и сколько потом играл на ней! И даже когда в Иркутск прилетел Булат Шалвович Окуджава, в ДК им. Куйбышева был у него творческий вечер, — стали искать хорошую гитару для него и взяли мою, ту, что своим безошибочным чутьем выбрал для меня Саня Вампилов.

"ПОГИБНУТЬ ИЛЬ ЛЮБИТЬ..."

Как-то ко мне зашел Саня Вампилов с кем-то из своих знакомых. У меня часто бывали, а когда так и жили по несколько дней писатели — я шутил, что у меня тут филиал СП. Саня принес коньяк и две шоколадки. Сели к столу, Саня взял гитару. Он хорошо играл и пел — он любил романс на замечательные стихи Антона Дельвига "Когда, душа, просилась ты погибнуть иль любить..."

Когда Саня попел, я тоже взял гитару — я сделал новую песню на стихи Никитина и хотелось показать ее Сане, чтобы оценил. Он выслушал, скупо похвалил:

— Ничего, старик. Ничего! Только тема какая-то... кладбищем отдает.

До гибели Вампилова оставалось три дня...

КТО ТАКИЕ БАРДЫ?

Саня, как мне кажется, уставал от литературной работы, и чтобы разрядиться, заезжал за мной, мы брали гитару — и на природу. К нашей компании часто присоединялись Глеб Пакулов, Слава Шугаев, Гена Машкин. Бывало, что и в городе собирались — у Реутского на квартире, или у Жени Суворова, у Машкина, у меня. Жили мы весело, каждый час нашего общения, каждая встреча были, как университетский курс: я столько узнавал о литературе, поэзии, о картинах, музыке. Ведь известно, Саня любил музыку, стихи,
Валерий Стуков и мать Вампилова
Анастасия Прокопьевна Копылова прозу и знал много о Моцарте, о Сартре, Стейнбеке, Булгакове, Рубцове... Многое я узнал только от них, моих товарищей, которые спорили, делились мыслями, дополняли друг друга. Мы говорили, говорили, выпивали некоторое количество вина, не без этого; а в паузах между спорами я пел, а ребята слушали мои песни. К моим текстам относились очень строго, да и к мелодиям были требовательны, особенно Саня. Саня вообще был очень музыкален, он был хороший мелодист, и он тоже часто брал гитару в руки. Про меня он говорил: "Бард? Да какой он бард? Его песни — типичный русский романс". А однажды он представил меня так:

— Сейчас будет выступать Валерий Стуков, он наш Гомер, только он нот не знает, музыку сочиняет по наитию... Гомер, впрочем, тоже нот не знал.

В зале засмеялись, мне стало неловко...

...Однажды Саня, вернувшись из Москвы, принес мне машинописные листочки со стихами Николая Рубцова из будущего сборника "Зеленые цветы":

— На, посмотри. Может, заинтересуешься.

Стихотворение тоже так называлось — "Зеленые цветы".

Я понял однозначно: раз "посмотри" — значит, надо делать песню. Именно этого ждет от меня Саня. И я сделал песню, которая потом пелась у нас, и я сам ее часто пел. Всего у меня было штук семь песен на Рубцова, почти все стихи я получил от Вампилова, который его очень любил. Саня и сам пробовал класть их на музыку.

ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА

У Сани, при всем его огромном обаянии, нрав был временами жуткий. Анастасия Прокопьевна рассказывала, как однажды они с Саней, его женой Ольгой и дочерью Леной вышли к Ангаре, и Саня вдруг ни с того ни с сего раздевается и ныряет в воду. Вода в Ангаре ледяная даже летом, кто не знает. А он плывет, не обращая никакого внимания на крики жены и матери. И проплыл довольно долго, потом выбрался на берег, идёт навстречу...

Для чего он это делал? Для самоутверждения?

Вообще он любил рисковать.

Был случай, когда мы — поэт Петя Пиница, Володя Зубчанинов, я — шли от Сережи Старикова по Ангарскому мосту. Саня решил пройтись по перилам. Это было очень опасно — такая высота! Да и к чему? Мы его еле удержали. Добром бы это не кончилось.

КТО ТАКИЕ "АЛИКИ"?

Как-то — это было где-то в шестидесятых — мы сидели на квартире у Петра Ивановича Реутского веселой компанией. Прихлебывали вино, пели под гитару. За столом сидели Саня с женой Ольгой, Альберт Гурулев, в обиходе Алик, я (а меня тоже ребята почему-то называли Аликом, хотя мое имя Валерий). Вдруг в дверь позвонили, и к нам входит бичеватого вида человек, продрогший, плохо одетый.

— Не пустите погреться? Вот, проходил мимо, услышал — поют, решил — не выгонят же!

Незваный гость выразительно смотрел на наш стол, на котором стояли бутылка болгарского "Бисера" и магазинский холодец на закуску, огромный шмат.

Ему, конечно, налили, предложили закусить. Что он и сделал и, прибрав добрую половину нашей закуски, тут же за столом захрапел.

Я стал расталкивать его:

— Как тебя зовут-то?

— Алик меня зовут, — сказал он и снова заснул.

— Надо же, все Алики собрались, — заметил задумчиво Саня.

Реутский уточнил:

— Нет, не все! Вот этот Алик, — он показал на меня, — еще ТОТ Алик, из всех Аликов Алик.

Через пару лет в драмтеатре Вампилов читал свою пьесу "Утиная охота", в которой были такие слова: "Все вы Алики. Этот Алик еще тот Алик. Из всех Аликов Алик".

Позднее Саня спросил меня:

— Ничего, что я их так назвал? Конечно, все они алкаши, но назвать так — грубо. Алики — звучит более тонко. Не обижайся.

КОРОТКО И ЯСНО

Саня не был говоруном, говорил мало, но все ждали, что он скажет, к его мнению прислушивались. Однажды он выдал одному студенту-актеру, жившему в коммерческом подворье:

— Не по таланту пьешь!

Сказал — как припечатал. А в другой раз:

—Тоже мне, Бальзак!

У него было много таких фразочек.

Вообще Саня был самый талантливый из нас, острослов, афоризмами так и сыпал. Он был мудрый, любил нас, своих товарищей, и никогда не предавал. Просто не способен был на предательство. Мы все вокруг него кучковались.

А однажды мы поссорились на квартире у Глеба Пакулова. Саня принял это близко к сердцу и на другой день зашел к Володе Жемчужникову, обзвонил ребят, и все собрались мириться.

Стоя кругом, мы обнялись, и Саня сказал прочувствованно:

— Что же это мы, а? Ведь уже почти пожилые люди, а ссоримся из-за ерунды!