...Сегодня говорить об Александре Вампилове, его личности, масштабах его дарования найдется немало охотников,
в числе которых окажутся и люди, способные оценить его по достоинству, не превознося сверх всякой меры, но и ничуть не умаляя его.
В те годы, когда не было классика Вампилова, а был живой Саня, наш товарищ, со всеми его достоинствами и слабостями, — тогда и мы относились к нему
без хрестоматийного пиетета, пришедшего потом, — как к другу, приятелю, коллеге, с которым связывала общая молодость, общие знакомые, общие интересы.
То, что он был талантливым человеком, — бесспорно. Это мы видели и признавали все. Но он, повторяю, был не бронзовым монументом, а живым человеком, — таким и помнится.
Я сегодня — о нескольких эпизодах. Лишь нескольких — из нашей тогдашней бурной молодой жизни...
ГИТАРА С ЛЕГКОЙ РУКИ
Я жил на углу улиц 1-й Советской и Партизанской. Помню, пошел как-то на барахолку, ту, что была тогда по пути в аэропорт,
влево и вниз от типографии. Недалеко от танка встречаю Саню.
— Ты далеко? — спрашивает он.
— Да вот, — говорю, — иду на барахолку. Гитару надо купить. Там, ребята говорили, можно найти недорогую и приличную.
— Гитару купить — дело не простое! — откликнулся Саня. — Ее уметь выбирать надо. С чувством и с толком. Хочешь, вместе пойдем? Я помогу.
— Еще бы! Пошли!
По дороге Саня рассуждал, какие должны быть струны и какой корпус, чтобы звук шел чистый и хорошо резонировал.
Побродив по рядам, мы наткнулись на парня, солдата, который держал в чехле гитару. Продавал. Но попросил он за нее раза в четыре больше, чем было у меня наличности.
Саня со знанием дела расчехлил инструмент, повертел в руках, осмотрел со всех сторон, тронул струны. Подстроил. Гитара зазвучала красиво,
и Саня посоветовал инструмент купить.
— Бери, жалеть не будешь.
Узнав, что у меня не хватает на гитару, Саня без лишних разговоров вытащил из кармана тридцатку, и мы расплатились с парнем.
И я, действительно, был доволен и сколько потом играл на ней! И даже когда в Иркутск прилетел Булат Шалвович Окуджава, в ДК им. Куйбышева был у него творческий вечер, — стали искать хорошую гитару для него и взяли мою, ту, что своим безошибочным чутьем выбрал для меня Саня Вампилов.
"ПОГИБНУТЬ ИЛЬ ЛЮБИТЬ..."
Как-то ко мне зашел Саня Вампилов с кем-то из своих знакомых. У меня часто бывали,
а когда так и жили по несколько дней писатели — я шутил, что у меня тут филиал СП. Саня принес коньяк и две шоколадки. Сели к столу, Саня взял гитару.
Он хорошо играл и пел — он любил романс на замечательные стихи Антона Дельвига "Когда, душа, просилась ты погибнуть иль любить..."
Когда Саня попел, я тоже взял гитару — я сделал новую песню на стихи Никитина и хотелось показать ее Сане, чтобы оценил. Он выслушал, скупо похвалил:
— Ничего, старик. Ничего! Только тема какая-то... кладбищем отдает.
До гибели Вампилова оставалось три дня...
КТО ТАКИЕ БАРДЫ?
Саня, как мне кажется, уставал от литературной работы, и чтобы разрядиться, заезжал за мной, мы брали гитару — и на природу.
К нашей компании часто присоединялись Глеб Пакулов, Слава Шугаев, Гена Машкин. Бывало, что и в городе собирались — у Реутского на квартире, или у Жени Суворова, у Машкина, у меня.
Жили мы весело, каждый час нашего общения, каждая встреча были, как университетский курс: я столько узнавал о литературе, поэзии, о картинах, музыке. Ведь известно, Саня любил музыку, стихи,

Валерий Стуков и мать Вампилова
Анастасия Прокопьевна Копылова
прозу и знал много о Моцарте, о Сартре, Стейнбеке, Булгакове, Рубцове... Многое я узнал только от них, моих товарищей, которые спорили, делились мыслями, дополняли друг друга.
Мы говорили, говорили, выпивали некоторое количество вина, не без этого; а в паузах между спорами я пел, а ребята слушали мои песни. К моим текстам относились очень строго,
да и к мелодиям были требовательны, особенно Саня. Саня вообще был очень музыкален, он был хороший мелодист, и он тоже часто брал гитару в руки. Про меня он говорил:
"Бард? Да какой он бард? Его песни — типичный русский романс". А однажды он представил меня так:
— Сейчас будет выступать Валерий Стуков, он наш Гомер, только он нот не знает, музыку сочиняет по наитию... Гомер, впрочем, тоже нот не знал.
В зале засмеялись, мне стало неловко...
...Однажды Саня, вернувшись из Москвы, принес мне машинописные листочки со стихами Николая Рубцова из будущего сборника "Зеленые цветы":
— На, посмотри. Может, заинтересуешься.
Стихотворение тоже так называлось — "Зеленые цветы".
Я понял однозначно: раз "посмотри" — значит, надо делать песню. Именно этого ждет от меня Саня.
И я сделал песню, которая потом пелась у нас, и я сам ее часто пел. Всего у меня было штук семь песен на Рубцова, почти все стихи я получил от Вампилова, который его очень любил.
Саня и сам пробовал класть их на музыку.
ПО ЛЕЗВИЮ НОЖА
У Сани, при всем его огромном обаянии, нрав был временами жуткий. Анастасия Прокопьевна рассказывала, как однажды они с Саней,
его женой Ольгой и дочерью Леной вышли к Ангаре, и Саня вдруг ни с того ни с сего раздевается и ныряет в воду. Вода в Ангаре ледяная даже летом, кто не знает.
А он плывет, не обращая никакого внимания на крики жены и матери. И проплыл довольно долго, потом выбрался на берег, идёт навстречу...
Для чего он это делал? Для самоутверждения?
Вообще он любил рисковать.
Был случай, когда мы — поэт Петя Пиница, Володя Зубчанинов, я — шли от Сережи Старикова по Ангарскому мосту. Саня решил пройтись по перилам.
Это было очень опасно — такая высота! Да и к чему? Мы его еле удержали. Добром бы это не кончилось.
КТО ТАКИЕ "АЛИКИ"?
Как-то — это было где-то в шестидесятых — мы сидели на квартире у Петра Ивановича Реутского веселой компанией.
Прихлебывали вино, пели под гитару. За столом сидели Саня с женой Ольгой, Альберт Гурулев, в обиходе Алик, я (а меня тоже ребята почему-то называли Аликом, хотя мое имя Валерий).
Вдруг в дверь позвонили, и к нам входит бичеватого вида человек, продрогший, плохо одетый.
— Не пустите погреться? Вот, проходил мимо, услышал — поют, решил — не выгонят же!
Незваный гость выразительно смотрел на наш стол, на котором стояли бутылка болгарского "Бисера" и магазинский холодец на закуску, огромный шмат.
Ему, конечно, налили, предложили закусить. Что он и сделал и, прибрав добрую половину нашей закуски, тут же за столом захрапел.
Я стал расталкивать его:
— Как тебя зовут-то?
— Алик меня зовут, — сказал он и снова заснул.
— Надо же, все Алики собрались, — заметил задумчиво Саня.
Реутский уточнил:
— Нет, не все! Вот этот Алик, — он показал на меня, — еще ТОТ Алик, из всех Аликов Алик.
Через пару лет в драмтеатре Вампилов читал свою пьесу "Утиная охота", в которой были такие слова: "Все вы Алики.
Этот Алик еще тот Алик. Из всех Аликов Алик".
Позднее Саня спросил меня:
— Ничего, что я их так назвал? Конечно, все они алкаши, но назвать так — грубо. Алики — звучит более тонко. Не обижайся.
КОРОТКО И ЯСНО
Саня не был говоруном, говорил мало, но все ждали, что он скажет, к его мнению прислушивались.
Однажды он выдал одному студенту-актеру, жившему в коммерческом подворье:
— Не по таланту пьешь!
Сказал — как припечатал. А в другой раз:
—Тоже мне, Бальзак!
У него было много таких фразочек.
Вообще Саня был самый талантливый из нас, острослов, афоризмами так и сыпал. Он был мудрый, любил нас, своих товарищей, и никогда не предавал.
Просто не способен был на предательство. Мы все вокруг него кучковались.
А однажды мы поссорились на квартире у Глеба Пакулова. Саня принял это близко к сердцу и на другой день зашел к Володе Жемчужникову, обзвонил ребят, и все собрались мириться.
Стоя кругом, мы обнялись, и Саня сказал прочувствованно:
— Что же это мы, а? Ведь уже почти пожилые люди, а ссоримся из-за ерунды!